Как ни странно, наша изоляция выступила вопреки разобщению. Люди по всему миру примерно в одинаковых условиях: нам одинаковое можно и одинаковое нельзя, у нас один общий враг. И это – главная составляющая сплоченности. Конечно, мы победим, надо просто подождать. А вот ждет уже каждый по-разному. Многие пошли в театр, точнее, «пошли».
Сегодня у нас появилась возможность посетить онлайн «Всемирный театр». Это бесценный подарок, хоть идем мы туда не ногами и без билета.
Театру очень нужна критика, «Всемирному театру» – тоже, ведь он такой же театр, только на экране. Пусть это дань времени, но сегодня мы наблюдаем рождение новой профессии, точнее, новой специализации театрального критика с приставкой «онлайн».
В гостях у «Авансцены» Ольга Скорочкина, театральный критик, театровед, кандидат искусствоведческих наук. Мы спросили Ольгу Евгеньевну о том, что она думает про наше общее СЕГОДНЯ, про жизнь, перспективы и театр онлайн, и попросили ее поделиться своими впечатлениями от посещения «Всемирного театра».
«Hold»
Сегодня человек начинает чувствовать себя не просто смертным, а внезапно смертным. Возможно, изменится отношение к смерти и в жизни, и в искусстве. Но и, конечно, восприятие жизни. Пока же мы все поставлены на невидимую кнопку hold…
Запомнилась почему-то фраза из телевизионных выступлений Макрона, Джонсона и других мировых лидеров: «Это война». И правда война. К счастью, не между людьми и государствами, – к несчастью, противник не виден, а счет погибших идет на сотни тысяч. И совсем непонятно будущее.
Сто лет назад Александр Блок сказал после гибели Титаника: «Есть еще океан».
Так же могу сказать о Соvid-19: есть еще океан, есть на свете стихии, которые сильнее людей.
Только очень хотелось бы, чтобы правительства не подменяли ожидание спасительной вакцины социальным мониторингом. Законотворчество властей ничуть не лучше вируса. И это уже происходит.
Одних лишь корректировок уже недостаточно
Мне очень понравилось письмо мировых звезд, ученых, лауреатов Нобелевской премии. Открытое письмо с призывом к лидерам и гражданам изменить свою жизнь, чтобы предотвратить экологическую катастрофу. Подписали письмо двести артистов и ученых. Обращение инициировала французская актриса Жюльет Бинош, а письмо написал ее соотечественник и друг, физик и философ Орельен Барро. В обращении говорится о необходимости пересмотреть функционирование современного глобального общества на основе «несостоятельной логики». «Одних лишь корректировок уже недостаточно – это системная проблема», – так ставится вопрос. «Необходима радикальная трансформация на всех уровнях, что требует смелости и отваги». Среди других знаменитостей письмо подписали Мадонна, Кейт Бланшет, Педро Альмодовар, Жан-Луи Трентиньян, Джейн Фонда, Михаил Барышников… Вот если бы такие письма были услышаны, это была бы позитивная сторона сегодняшней ситуации. Но вообще от нас всех потребуется много смелости и отваги, чтобы пересмотреть и переоценить многие вещи в жизни.
Ничего нового
Основополагающим в моей работе является интерес и любовь к театру, желание понять через него, что происходит с человеком. Но так было всегда. Ничего нового у меня под луной.
Театр на экране айпада
Я давно пыталась понять, что такое театр на экране айпада: волшебная камера или черный квадрат? Laterna magica, волшебный фонарь, увеличивающий свойства театра, или черная дыра, поглощающая театр как искусство и как чудо, оставляющая лишь тени и схемы на поверхности экрана?
Общеизвестно, и эта печальная новость не нова: театральная атмосфера (магия, метафизика, как ни назови,) не передается через экран. Сегодня, когда стало совсем невозможно пойти в театр и театр в огромном количестве сам пришел к нам в дом, выяснилось, что все же иногда и передается. Если повезет с оператором, с теми, кто записывает. Было бы что записывать. Было бы что передавать.
Жизнь покажет
Мы не можем знать, когда и как, на каких условиях все это закончится. Это ужасно тревожно и очень интересно.
Моя подруга, замечательная актриса, недавно спросила меня: «Что же будет с театром? Как мы будем выходить на сцену? Мы же теперь будем бояться обняться с партнерами…»
А я ее спросила: «А как мы будем приходить в зал? Мы же будем бояться сидеть рядом с другими зрителями?»
Мне кажется, ответ тут только один. Жизнь покажет. Жизнь управит.
Один за другим в майские карантинные вечера показали двух «Гамлетов» – легендарного Питера Брука и петербургского режиссера Виктора Крамера.
«Бывают странные сближения» – сказано поэтом, правда, по другому случаю. Два Гамлета из совсем разных миров, культур, сошлись на невидимой онлайн афише Всемирного театра, на экранах компьютеров и айпадов …
В этих постах совсем нет, и не может быть, задачи сравнивать спектакли. Но поскольку «Гамлет» сам как пьеса много лет подряд держит зеркало перед веком и человеком, эти блиц-тексты – осколки этого зеркала.
I
Двадцать три года назад театр «Фарсы» сыграл трагедию «Гамлет».
Этот спектакль одинаково любили и мои студенты в Театральной академии, и мои учителя. На нем как бы счастливо связалась «времен распавшаяся нить». Он сам был точкой сборки бесценной связи и просто театральной радости.
Я была на премьере со своим учителем Борисом Осиповичем Костелянцем, который прошел войну с «Гамлетом» в вещмешке. Он как рентгенолог разбирал его с нами на семинаре по теории драмы. Для него «Гамлет» был «пьесой пьес» и тайной жизни. В общем, мне очень повезло с компанией.
После спектакля мы шли с ним по Александровскому парку и что-то взволнованно выкрикивали в темное небо про разные образы и смыслы, которыми был населен этот сложно сочиненный и счастливо сыгранный спектакль. Мой 86-летний учитель махал руками, гравитация отменялась, я боялась, что он улетит. Давно нет на белом свете ни моего учителя, ни того спектакля.
Но вдруг сегодня вечером Интернет помянул его в своих святых молитвах. Помяну и я.
Посреди Всемирного карантина он вспыхнул вдруг всеми своими тенями и огнями, музыкой, светом и тьмой и мизансценическими чертежами; колкой и нервной актерской игрой, ртутным юмором и огромным горем, жизнью и смертью, крупными планами любимых актерских лиц и летающими, будто во сне, в вышине белыми столами… Окружил кирпичными сталинскими стенами Балтдома, его холодной бетонной кладкой, тяжелыми дверями и жесткими металлическими сетками, ставшими декорациями спектаклю и мышеловкой его героям…
Когда сегодня мир замер обездвиженный в карантине, на голову свалилась нечаянная сатисфакция: заработала машина времени, вернувшая на один вечер театральное мгновение. И не одно – целый звездопад.
История победила географию, время – пространство.
В спектакле (даже сквозь пленку) такое сумасшедшее броуновское движение людей и смыслов, страстей и образов, кладбищенского песка, на котором принц датский корчится эмбрионом, струйкой времени… молитв Офелии – никого они не спасли, но отмолили все христианские души. Они драгоценны, ее молитвы, как и ее слезы, и принц напрасно призывает нимфу «помянуть его» – она и без призывов помянула и молилась как умела… как умеет прекрасная Оксана Базилевич…
Дорогие «Фарсы»! Увидев вас на пленке (кто бы мог подумать!) из своей нынешней Дании-тюрьмы, вглядываясь в ваше театральное королевство, скажу вам: «Какое все-таки несчастье, что такого театра больше нет. И какое счастье, что он был.»
II
Питер Брук. «The tragedy of Hamlet»
Карантинные хроники нашей «плохой весны».
В черной коробочке айпада – весь мир – театр, и только вчера в онлайн афише – сразу три «Гамлета»: сон шекспироведа! Стальная и стильная «Гамлет-машина» Уилсона в театре «Талия», театральный hi-tech, на немецком без перевода, а и не надо уже этой бегущей строки, тем более – у Уилсона, где все решают его завораживающее смертельной красоты черно-белые картинки. Но я вчера выбрала «старого доброго» Питера Брука. Спектакль 2000 года, Бруку в тот момент 75, и Брук не подвел. Сегодня ему соответственно 95 – дорогой Питер, смерти нет, живи всегда.
Если театр в его изначальном простодушном, детском значении и технологии – это разложить коврик на площади и играть на нем перед зеваками, то вот же…
Многоопытный Брук разложил коврик, красный такой ковер, оператор поднимает камеру повыше и берет общий план – КРАСНЫЙ КВАДРАТ ТРАГЕДИИ. Запекшаяся ее кровь. На нем играют и умирают. И лежат все мертвые в финале.
Интернациональная труппа: азиатская Офелия, черный Гамлет (от лица которого весь спектакль не отвести глаз, и оно, конечно, останется в памяти навсегда, и имя актера Adrian Lester выучу и занесу в свои личные театральный святцы) – но не как часть концепта политкорректности там или мультикультурализма… А просто вот такие, и именно эти ребята-актеры собрались в его труппе, на его красном коврике 2000 года, и разыграли Шекспира так, как он их научил: под медитативную восточную музыку, тихую барабанную дробь, под дрожание огня в подсвечнике – глубочайше и нежнейше, всем существом, без суеты и амбиций вчитываясь и вслушиваясь в отравленное ухо трагедии. «Я один, все тонет в фарисействе…»
Нет, не все тонет! Брук обошелся без фарисейства, не пустил его в свой очерченный квадрат, и Гамлет его не страдает ни неврастенией, ни сумасшествием: ясный, почти детский взгляд.
Даже те в публике, у кого совсем слабый английский, не растеряются, а напротив, вдруг услышат из уст этого Гамлета ключевые заветные слова. Их достаточно, чтобы пройти с ним его путь: «o God! My mother… father…hi was a man!… remember me!… are you honest?! Truely?…the rest is silencе»
Вот, собственно, не просто кратчайший дайджест «пьесы пьес», ее навигация, но – ее кровеносная система, по которой катаются шарики любви, гнева, веры, долга, чести, молитвы и поражения.
Are you honest?! – кажется, вопрос не только к несчастной Офелии, но ко всему мирозданию, с которым повстречался вдруг лицом к лицу. Вокруг все родные лица: мама, дядя, друзья юности, но ходишь по красному квадрату – ковру как по минному полю – не знаешь, где подорвешься.
Хорошо, что можно отмотать пленку и снова вслушаться, как этот Гамлет произносит: О God?! O Father! Разговаривая с ними как с важнейшими, родными собеседниками, изумленно, любовно, потрясенно… не голосом, не текстом, и не в переводе Пастернака с богатыми метафорами…, а всей сыновней любовью и существом. Truely.
Почти весь спектакль на крупных планах человеческое лицо – главный козырь и аргумент в этой игре, ее смысл и суть. Чем-то напоминает и, уверена, что родственно телеспектаклям Эфроса «Борис Годунов» или «Несколько слов в честь господина Мольера» – там тоже лица Юрия Любимова, Николая Волкова, Леонида Броневого, Льва Круглого, Ольги Яковлевой сверхкрупными планами прорисовывались из темного кадра. Вот вам человеческое лицо – вот вам драма и трагедия. Все остальное – суета сует.
И это не угасание, не экономия режиссерских сил, но высшая точка их сосредоточенности. Не технология, но Вера и философия театра. Не сценический «фокус» как кунштюк, но ФОКУС художественного взгляда.
Брук ведет свой спектакль с буддистским и олимпийским спокойствием. (Лишь буддистам и олимпийцам известна цена неподъемных человеческих усилий и огня страстей и поражений, закованных в броню покоя (не спокойствия)).
Кроме крупных планов человеческих лиц невозможно не увидеть человеческих жестов, оператор тоже берет их крупным планом. Как отец-призрак обнимает Гамлета в прологе: remember me! Горячее, хоть и ледяное, из страны мертвых, объятие. Как Гертруда, выпившая отравленного вина, обнимает сына на пороге смерти. И как Горацио в финале прижимает мертвого Гамлета к груди. Целая партитура человечьей тактильности, отцовских, материнских, дружеских рукопожатий и объятий. Посильное человеку противостояние вывихнутому во всех своих суставах веку.
Ну и про свет, вспыхнувший в финале в ответ на реплику Горацио: «Кто там?!» – я писать не стану.