Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.
Так простояла я – в тумане –
Далёкая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.
М.И. Цветаева
Дарья Фёдорова – кардиохирург, волей судеб оказавшаяся в «Красной зоне». Этот небольшой текст – крик души настоящего врача, практически бессильного перед нашей новой инфекционной бедой. Ни о деньгах, ни о СИЗАх этот крик… О большой беде… «Задумайтесь, люди! Мы заканчиваемся…»
Мария Симановская
Совсем недавно переделала себя в жаворонки, но как была человеком ночи, так и осталась! В теперешнюю ночь снился мне сон – напиши, Даша, пару фраз. И название ведь это сон сказал – «путь в никуда».
Правда, а как иначе можно обозвать всю эту полигонную сводку? Сводку из невозведенных окопов оккупированного города.
Из всей это мрачной истории непременно хочется вынести светлое. Пожалуй, именно эта безымянная невидимая война сплотила медицинский коллектив всей страны и немного мира. Должно быть, на это время закончились интриги, ненависть и зависть (пожалуйста, не убеждайте меня, что на разных ступенях иерархии все по-прежнему).
Оказавшись в новых условиях труда, всегда хочется опереться еще на что-то кроме себя. Реже – на кого-то. Глаза – это все, что оставила нам эпидемия. И да, мы стали смотреть друг другу в глаза и не видеть их. Они потухли. У каждого, кто видел. Видел что? Не Чудское озеро, не Сталинград и не Курскую дугу, а что-то невидимое и безмолвное и такое холодное – страх. Страх, заползающий за пазуху, начинающий понемногу шевелить нейроны – «царствует, но не правит».
Мне кажется, что сегодня я дошла до той точки невозврата, когда мне больше не страшно говорить о смерти. Мы уже не только видели ее, но даже подставили спину. Как мы входили в это все: в панике, вопросах и безо всего! Без одежды, без знаний, без опыта, без надежды. Так мы и выйдем безо всего…, потеряв себя, а, возможно, и ценности, и веру.
Однажды, кто-то честно вспомнит – как это было, но сегодня мне хочется сравнить это с блокадой Ленинграда. Те, кто пережил по-настоящему, говорить об этом не могли. Боюсь, что здесь тоже настанет безмолвная тишина. Хотя почему боюсь? Я желаю этого всей душой! Ведь несмотря на то, что все должны понять, что произошло, никто не должен узнать детали…