Если рассматривать пандемию, как двойку за невыученный урок, неисправленную двойку, раз вторая волна наступила, приходит понимание, что «хвосты» все равно придется отрабатывать. Одним из колоссальных грехов сегодняшнего дня является неуважение. Философ Розанов говорил, что мы умирает по единственной причине: неуважения себя, своего Отечества и друг друга. Сейчас на театре какой-то очень «неуважительный» период. Особенно пострадал автор. Ему, в лучшем случае, отведена роль стимулирующего элемента или трамплина для новаторских режиссерских измышлений. Об уважении к автору, о попытках сдать «хвосты», о надежде и безнадежности мы поговорили с крупным специалистом по теории и истории искусства, доктором искусствоведения, преподавателем Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов, художественным руководителем театра «Классика» Дженни Николаевной Катышевой.
Как появился Ваш театр «Классика»? С чего все началось?
Учась на третьем курсе театроведческого факультета театрального института, я встретилась с таким же третьекурсником, но с актерского – будущим народным артистом Михаилом Павловым, который попросил меня поработать с ним по проекту «На смерть поэтам». Поскольку меня не устраивала декламация в чистом виде, я начала перестраивать эту работу по законам настоящего театра. Я прочла книгу Владимира Яхонтова «Театр одного актера» и предложила Михаилу поставить моноспектакль по раннему Маяковскому. И мы стали работать над этим. Так совпало, что подготовили мы свою работу точнехонько ко Всесоюзному конкурсу чтецов. В 50-е годы прошлого века и чтение Яхонтова, и участие в моноспектаклях могли не только испортить карьеру, но и поломать судьбу. А мы, ничего такого не подозревая, вышли показать именитому жюри свою работу в запрещенном жанре. Павлов выступает, а я наблюдаю за членами жюри и вижу их недоумение. Председателем была сестра Маяковского, она единственная смотрела и слушала с интересом. На обсуждении, как потом рассказывала сама Людмила Владимировна Маяковская, члены жюри безмолвствовали. Тогда она взяла слово и сказала, что этот юноша, которого она видела в моноспектакле, ближе всего к Володе… И нам дали лауреатский диплом. Так началась моя история с моноспектаклями.
По окончании института меня пригласили вести факультатив, а через год и полновесно преподавать в Высшую профсоюзную школу культуры (ныне Гуманитарный университет профсоюзов, прим. авт.). Мои студенты стали выходить на конкурсы и побеждать. А потом я создала студию и набирала одаренных людей. В 90-е годы студия превратилась в профессиональный театр, в репертуаре которого только классические произведения. Были и коллективные работы, но в основном моноспектакли. Последние лет 20 мы обосновались в «Подвале бродячей собаки».
Театру «Классика» 30 лет или больше?
С таким названием театр существует 30 лет, а если рассматривать его историю с самого начала, со студии, то все полвека.
Доверяете ли Вы кому-нибудь работу с автором или все инсценировки делаете сами?
Я сама делаю инсценировки или инсценизации, стараясь абсолютно сохранить структуру произведения и стиль автора. Такая работа занимает немало времени. Скажем, инсценировку по «Мертвым душам» Гоголя я делала четыре года. На премьеру приезжали гоголеведы из разных городов и очень высоко оценили спектакль, который длится, к слову, всего полтора часа.
Каковы на Ваш взгляд основные проблемы современной режиссуры?
Я читаю целый курс для молодых режиссеров. И он так и называется «Проблемы современной режиссуры». Режиссура – дело авторское, конечно. Но режиссерское авторство должно быть на чем-то основано. Режиссер не равняется автору. Сейчас в тренде постдраматическая режиссура, когда автора, который дает все художественные идеи, просто откидывают. Пушкин, Гоголь, Островский, Горький, Чехов… отныне лишь трамплин для авторских измышлений режиссера. Это настолько чудовищно, что я даже занялась изучением проблем мозга.
Существуют определенные мозговые диссонансы, искажения. И я вижу эти диссонансы, скорее даже диагнозы. Вот Богомолов, к примеру, считает, что театр – это балаган, а в основе «Преступления и наказания» Достоевского – бульварный роман. Хорошо, пусть так. А дальше пятьсот страниц мук совести, и чем это кончается? Ведь ради этих пятисот страниц все и написано. Это притча о блудном сыне в итоге, которую взял и Пушкин. Онегин ведь тот же путь прошел. Не убийца-Онегин, как его ставит Туминас. Пушкин никогда не написал бы такой роман. Я была просто счастлива, когда Валентин Непомнящий (писатель-пушкинист, доктор филологических наук, прим. авт.) высказал ту же самую мысль, что я все время транслировала: речь идет о непредсказуемости человеческой личности; вот о чем пишет Пушкин. О том, что нельзя на человеке ставить крест, даже если он совершит какое-то преступление. О том, что личность может вернуться к своей человечности. Все не так просто. А постановки, которые делает сегодня авторская режиссура, доверяют первому прочтению. Это важно, конечно. Но это лишь первая ступень, дальше идет изучение.
После премьеры «Ревизора» в БДТ я спросила у Товстоногова, сколько времени у него уходит на изучение замыслов автора. И получила ответ: «В среднем восемь лет. На Генриха IV ушло тринадцать». Вот так работали великие режиссеры.
Ваша публика особенная?
У нас образовалась своя публика. И всегда аншлаги. Например, премьера спектакля «Мертвые души» состоялась прошлым летом. Был очень жаркий день, и меня посетила мысль, а кто вообще придет в такую жару на нашу премьеру. И директор волновалась, что название спектакля уж больно некоммерческое. И тут мы видим, что зал уже набит битком. И публика интеллигентная, смотрели и слушали очень хорошо: реагировали на каждое слово. Лихачев говорил: «Культуру делает меньшинство». Будем надеяться, что какая-то наша лепта в этом благородном деле имеется.
Скажите, а был ли какой-то толчок, особый знак, событие, после которого Вы точно решили – театру «Классика» быть!
Толчком к созданию театра «Классика» послужил спектакль (уже и не вспомню ни режиссера, ни площадку) по «Евгению Онегину», в котором Татьяны не было вовсе, а были лишь два конченых алкоголика, Онегин и Ленский. Когда такое видишь, возникает большое желание сделать что-то супротив этому, хочется «отмыться», обратившись к исконному тексту автора.
Все это уже было когда-то?
Рубеж и первая четверть ХХ века – какие только «измы» в ту пору ни рождались. Даже такое радикальное, как футуризм в Италии: долой библиотеки, долой театры. Потом это отходит, внося свои поправки. Из этих «измов» появились малые формы: варьете, кабаре, откуда уже пошло шоу, как некое действо, состоящее из разных номеров. Более того, приверженцы того нового понимали, что всю эту разрозненность надо собрать, чем-то объединить, чтоб был намек на нечто целостное, тогда они провозгласили художника постановщиком, именно художника. Поэтому идея постановщика принадлежит новаторам начала прошлого века.
Культура, искусство и наука – это саморегулирующиеся системы. Они сами отбирают то, что позволяет им развиваться дальше. Задача режиссера заключается в раскрытии смысла, уважительно и с пониманием, что смысловой масштаб классического произведения равен бесконечности, это неисчерпаемо. Потому каждое поколение находит те смыслы, которые сегодня востребованы.
Что нынче в тренде?
Сегодня многие театральные деятели хотят быть в русле, в тренде. И на этот алтарь кладется многое. И творчество пронизано тревогой за то, что наш театр отстал от западного. Это, конечно, влияние общей глобализации и массовой культуры. Надо сказать, что массовая культура на западе узаконена. И ее основная задача – привлечь публику. А каким образом? Да любым: спектакль-скандал, спектакль-провокация, все, что угодно, лишь бы пришли и смотрели. В свою очередь публику формируют телеканалы с развлекательными шоу, сериалы. Публике не дают информации для размышления. Люди перестали читать и слушать настоящую музыку. «Драматические таланты рождает публика», – скажет Пушкин. Если эта публика, которая не стоит и рублика, она таланта не родит. Она будет требовать дешевки.
Петербургский театральный журнал очень поддерживает инновации и тренды, Москва вообще бежит впереди прогресса, а Богомолов просто заявил, что русский театр умер, но, правда, кое-где живы актеры.
А как сейчас работают с актерами?
Современные режиссеры считают, что не надо ни в кого перевоплощаться. Мотивируют тем, что каждый человек хоть раз в жизни совершал подлый поступок; надо просто найти это в себе и сыграть. А хорошие актеры всегда сочиняют образ по законам психологического театра и перевоплощаются в него. Проживают образ, который вне, не внутри. Необходимо расстояние между актером и его персонажем.
Почему еще я на моноспектакль вышла, потому что актер сегодня задвинут совершенно. Он – краска, он – кукла кукловода. С актерами сегодня большая проблема. Без хорошего материала они умирают.
Я убеждена на двести процентов, что только хороший литературный материал выращивает актера.
Прежние актеры работали как-то иначе?
Режиссерскую практику я проходила в Александринке. Я видела великих актеров того времени совсем близко, стоя за кулисами. Симонов, Черкасов… Они были настолько разными, и по-разному готовились к спектаклю.
Перед трагическим монологом у гроба царевны в спектакле «Великий государь» Черкасов за сценой что-то веселое рассказывает другим актерам, машет руками, те хохочут. А я думаю, как же он сейчас будет играть, там же такая трагедия. И тут ему дают сигнал, что через семь минут его выход. Моментально в нем изменяется всё. Медленно-медленно он идет к кулисе, держится за нее, лицо бледнеет, по щекам начинают катиться слезы; это он так проживает. Выходит… это была такая грандиозная сцена, такой монолог… и от слез мокрая рубаха. Вот какое перевоплощение. Вот это чудо! Где такие гении?
Симонов приходил за полтора часа. Он писал портрет своего образа, как бы сохраняя именно ту энергетику. Художник был потрясающий. У него очень сильная школа живописи. Выставки были грандиозные. А портрет ему помогал переключиться, «шагнуть» в образ.
А еще чем обусловлена та театральная высота, которая была в театре середины прошлого века?
Тем, что это был ансамблевый театр, которым руководила крупная личность и обеспечивала рост актера. Вот маленький пример. Олег Басилашвили в БДТ долго играл молодых героев, других ролей ему не давали. И однажды он просто решил уйти из театра. Товстоногов сказал: «Останьтесь, Ваше время придет». И вскоре был «Дядя Ваня», а следом «Ревизор». И Басилашвили оказался ярко характерным актером, грандиозным, вплоть до какого-то гротеска. Вот, что дает такой ансамблевый репертуарный театр, где качественный репертуар является в первую очередь материалом для роста актера.
Если бы я попросила Вас написать формулу того, что происходит с театром сегодня, как бы она выглядела?
Кризис = отказ от автора + отказ от актера + отказ от репертуарного театра + отказ от какого-то творческого кредо театра.
А есть ли надежда на светлое завтра?
В России всегда рождались таланты. Всегда кто-то шел против течения, преображал и реформировал. Бесконечно жалко, что уходит целое поколение, не наладив некую преемственность. Это ведь так важно, преемственность наследия. Нельзя свои корни, свою историю называть старьем и архаикой.
«Пошло то, что в народ пошло». Пошлость сейчас просто захлестнула. А в атмосфере пошлости таланты не рождаются. Философы говорят, что у любой цивилизации есть молодость, зрелость, старость и смерть. Мне кажется, мы подошли сейчас к какой-то конечной точке…, а потом пройдет время, и что-то возродится вновь.
Люди разные, а таланты все же были и будут. Если б я не верила в светлое будущее, я бы уже давно перестала что-либо делать и занялась исключительно воспоминаниями.
Беседовала Мария Симановская
Фото из открытых источников