Со Светланой Шевельчинской я познакомилась, когда она работала фотографом-художником в Институте Восточных Рукописей РАН. А вот то, что Светлана начинала свою фотографическую карьеру, увлеченно снимая балет, стало для меня большим открытием. Как и тот факт, что специальность по диплому у нее вовсе не женская и вовсе не творческая – инженер конструктор по электрооборудованию судов.
По сути, фотограф – это летописец, который фиксирует визуальную историю эпохи, в которой живет. И общение с героиней этого материала яркое тому подтверждение.
Светлана, Вы человек творческий. Как получилось, что по специальности Вы инженер?
В школе я обладала ярко выраженными гуманитарными наклонностями. Но под сильным давлением родителей поступила в технический вуз, потому что был пример папиной родной сестры. Получив два высших гуманитарных образования, она не смогла найти работу. И мне было четко сказано: “Никакой гуманитарщины – иди в инженеры”.
В результате, студенткой какого вуза стали?
Электротехнического, поскольку папа был гидроакустик, приборостроитель на подводных лодках, он и сориентировал меня. Вот я и поступила на специальность «Электрооборудование и автоматизация судов».
Ужас какой, но там ведь еще и учиться нужно было…
Поскольку я обладала хорошей зрительной памятью, то система обучения все эти пять с половиной лет у меня строилась на том, что я просто читала и запоминала наизусть. Благодаря этому я умудрилась неплохо окончить этот институт.
И где работали?
По распределению я попала в конструкторское бюро ледокольного приборостроения.
Преимуществом был тот факт, что оно располагалось в историческом центре города недалеко от Исаакиевской площади, в бывшем Демидовском особняке.
Вокруг потрясающая архитектура!
Через две недели работы в этом замечательном месте я поняла, что, если я немедленно чем-нибудь кроме этого не займусь, то я просто сойду с ума. Приходилось делать какие-то безумные вещи, писать кучу бумаг. Совершенно тупая, неинтересная работа.
Поблизости располагалась Исаакиевская площадь. А еще дальше – Театральная, где находился Кировский театр. После работы я бежала в этот театр, ловила лишние билеты. Потом внедрилась в среду зрителей – балетоманов и подружилась с этими чудесными людьми. В какой-то момент у кого-то в руках я вдруг увидела балетные фотографии и эти снимки произвели на меня очень сильное впечатление. Но все они были сделаны как бы из-под полы. Видимо, неофициальная фотографическая деятельность в театре была запрещена. Мы с моей подружкой страшно злились из-за этого. В какой-то момент она мне сказала: «А что мы от них зависим? Давай сами фотографировать балет». И почему-то сразу переключила все на меня. Подружка была значительно младше меня – еще в школе училась. И я сразу согласилась.
Но для того, чтобы снимать, нужно иметь камеру и уметь фотографировать…
У меня был старенький фотоаппарат «Зоркий», подаренный папой, которым я практически не пользовалась. Но «Зоркий» для театральной съемки совсем не подходил, поэтому пришлось, так сказать, «по блату» доставать дефицитный «Зенит Е».
Помню, первую пленку в кассету я заряжала часа полтора: сидела, намотав какую-то старую шубу на себя, вся взмокла. И так на каждом этапе было. И с проявками, и со всем. Но главное, что я все делала сама. И это тоже сыграло какую-то роль – через преодоление лучше усваивалось.
Учились исключительно самостоятельно?
По пособиям… Пыталась спрашивать у знакомых, но потом поняла, что не очень-то все делятся. Купила фотоувеличитель, бачки. Сказала родителям, что буду по ночам занимать ванну, после того, как все помоются. Процесс длился где-то до четырех часов утра, а потом я шла на работу. Естественно, засыпала прямо на чертежах. Как следствие скандалы по этому поводу с угрозами лишить премии. Но я была молодым специалистом, и выгнать меня не могли. А потому периодически отправляли в командировки, куда никто не хотел ехать.
Тем временем мастерство мое росло, это отмечали мои знакомые из балетного сообщества.
Вы официально снимали во время спектакля?
Нет, что Вы. Я снимала с третьего или со второго яруса, когда гасили свет в зале и когда начинала громко играть музыка, чтобы не было слышно, как срабатывает затвор камеры.
Без вспышки?
Конечно, без вспышки. И больше того, одна опытная «фотографиня», которая тоже периодически подпольно снимала в театре, посоветовала мне сшить глушитель на камеру.
И как выглядело это ноу-хау?
Изготовлено из толстого поролона, обтянутого черной материей, чтобы камера была незаметна для окружающих. Еще на кнопочках – отстегнул, открыл, перезарядил пленку – и с отверстием для затвора.
Получается Вы рукодельница к тому же?
Напротив, но вот такое было сильное желание. В конечном итоге, действительно все происходило очень тихо.
Светлана, мне все-таки интересно, как же обходились без фотовспышки, ведь в то время чувствительность фотопленки оставляла желать большего?
С этим тоже целая история. Если помните, раньше существовало всего две фирмы: «Тасма» и «Свема», последняя считалась лучше. Поэтому нужно было что-то придумать, как «вытянуть» пленку.
И опять же кто-то из подпольных фотографов мне сказал, что был в театре такой замечательный фотограф – Нина Аловерт ( от.авт: мастер балетной фотографии, театральный критик, автор и оформитель многочисленных книг и альбомов, посвящённых балетному искусству и деятелям балета), которая вслед за Барышниковым эмигрировала в Америку. И перед отъездом она кому-то по наследству передала рецепт своего фирменного проявителя, который так и назывался «аловертовским», он повышал чувствительность пленки.
И я поняла, что хватит пользоваться стандартными покупными наборами, нужно проявитель делать самой. При том что я не химик, были куплены аптечные весы, набор гирек, химикатов… В итоге я изобрела свой собственный проявитель на основе проявителя Нины Аловерт. Он оказался действительно замечательным. Я им потом пользовалась много лет. Глядя на мои фотографии того времени, никто не верит, что это было снято 35-миллиметровой камерой. Настолько там хорошая проработка деталей. Я считаю это своим достижением.
Потом я познакомилась в театре с Сергеем Ивановичем Сорокиным. Он коллекционировал все, что связано с балетом: старинные открытки, книги, много других интересных вещей, предметов… Он дружил со многими известными людьми. Его кумиром в мире балета являлся Рудольф Нуриев. Однокомнатная квартира Сергея Ивановича была буквально забита артефактами… И на самом видном месте – огромный портрет этого артиста во весь рост.
Он увидел мои работы, и они ему понравились. Мы подружились. Я очень многим ему обязана. К сожалению, он трагически погиб в начале девяностых. Его убили прямо около дома, когда он возвращался из театра.
Самое главное, чем я ему обязана, – он познакомил меня с театральным музеем.
К Сергею Ивановичу я приходила полистать журналы «Dance Magazine», альбомы американских, французских балетных трупп. Там балетная фотография была на несравнимом уровне и техническом, и художественном.
Я начала учиться еще и вприглядку: смотреть, кто и как снимает, какими приемами пользуется, так как возможностей, например, студийной съемки у меня не было совсем. Только во время спектаклей, и то с определенных мест.
Вообще есть немало людей, благодаря которым я попала в театр. Например, прима балерина Кировского театра Валентна Ганибалова.
У нас оказались общие знакомые, и я напросилась ее поснимать. Она согласилась. Было очевидно, что я не профессионал, а любитель, но она с пониманием и сочувствием к этому отнеслась, потратила время, позировала. Конечно, большое ей за это спасибо.
Она брала меня в театр и просто говорила: «Это со мной,» – и проводила меня за кулисы.
Несколько слов про сотрудничество с театральным музеем.
В середине 80-х театральный музей озаботился проблемой пополнения своих фотоколлекций и обратился к Сергею Ивановичу Сорокину с просьбой рекомендовать фотографа, снимающего балет и готового сотрудничать с музеем. Сергей Иванович познакомил их со мной. Я помню, когда принесла первые свои фотографии, очень переживала. Но им понравилось. И тогда я попросила сделать мне официальную бумагу от музея, чтобы я имела возможность легально фотографировать в театре, а не прятаться по верхним ярусам.
Какое-то время я ходила с этой бумагой. Мне действительно разрешали съемку в театре. К тому же я обзавелась более длинным объективом – 300 миллиметров, правда, работала без штатива. До сих пор никто не верит, что я могла четырехактный спектакль, такой как «Спящая красавица», снимать этим фоторужьем практически без всякого упора.
Максимум, что можно было – это облокотиться на барьер. На тот момент я уже почти наизусть выучила хореографию всех спектаклей и уже заранее планировала, что я хочу запечатлеть.
Это в основном происходило в Кировском театре?
Да, но потом я осмелела и с этой бумажкой стала ходить к Эйфману на гастрольные спектакли в Октябрьский.
Благодаря этому пропуску в мир балета мне посчастливилось попасть на съемки фильма Мориса Бежара «Гран па в белую ночь».
Что это за фильм?
Это телесъемки фрагментов балетов из репертуара двух трупп на фоне ленинградских достопримечательностей. Идея принадлежала Олегу Виноградову, главному балетмейстеру Кировского театра.
Помню, Вы как-то обмолвились, что фотографировали Джанни Версаче?
Помимо съемок фильма, Морис Бежар тогда привез потрясающий спектакль «Мальро, или Метаморфозы Богов», премьера которого состоялась в Кировском театре. Это был трехактный балет, совершенно удивительный и по оформлению, и по хореографию. В главной роли Хорхе Донн – звезда труппы Мориса Бежара. А в программке значилось: костюмы Джанни Версаче. Тогда на это даже никто не обратил внимания.
Потом, когда начались рабочие съемки фильма «Гран па в белую ночь», какой-то симпатичный, смуглый, просто одетый мужчина стал появляться на съемках, давал какие-то указания ассистенту, всем улыбался, здоровался, причем по-русски.
А когда состоялся заключительный концерт в Октябрьском, этот смуглый мужчина стоял в фойе такой весь элегантный: с сединой, бородкой, в черном смокинге, с красивой дамой – она тоже была в черном. Оказывается, это была его сестра Донателла.
Все были в шоке! Фотографы «кусали локти», потому что никто его не фотографировал.
Но Вы говорили, что у Вас есть какая-то фотография?
Да, это случайная групповая фотография, Версаче оказался на заднем плане, сразу и не заметишь.
Был еще очень интересный момент, связанный с Бежаром. Он испытывал в России много неудобств во время съемок: то туалет не работал, то воды не было, питание не организовано… Помню, что в Кировском театре он увидел автомат с газированной водой (тогда еще пользовались старыми автоматами). Бежар не знал, что нужно было поставить стаканчик, общий для всех, и нажать кнопочку. Поставил стакан и ждал, потом снял, опять поставил, видимо думал, что сенсор какой-то сработает.
В другой раз, когда он захотел пить, ему принесли бутылку минеральной воды (во времена СССР она продавалась исключительно в стеклянной таре). Но не было открывашки. И тогда какая-то сердобольная балетоманка стала носить ему термосы с горячей едой и кофе. Они подружились до такой степени, что она эмигрировала во Францию, и они продолжали дружить там. Потом Бежар даже написал об этом в своих мемуарах, что на съемках в Ленинграде познакомился с женщиной, которая очень напомнила ему его сестру, и что она заботилась о нем, как самая близкая родственница.
Светлана, а как Вы оказались в Институте Востоковедения?
Дело случая. Знакомый однажды поинтересовался, не хочу ли я пойти работать фотографом в институт? Конечно, занятие не очень интересное, в основном, репродукционная фотосъемка, но зато в Ново-Михайловском дворце, на берегу Невы. Напротив Петропавловская крепость, рядом Эрмитаж, Дом ученых, Мраморный дворец, музей-квартира Пушкина. Идея мне понравилась. Пошла, посмотрела, познакомилась с людьми. Отдельная лаборатория, и я там одна – просто сказка. Через какое-то время я перешла туда работать и задержалась почти на 30 лет.
Не было скучно?
Нет, эта работа меня увлекла. К тому же встречи с интересными людьми вдохновляли.
Был такой случай. Во время перестройки в институте начала активно развиваться международная выставочная деятельность. В начале 90-х в Петербург приехала Франческа фон Тиссен-Борнемисса – дочка барона фон Тиссена (от авт.: промышленник и коллекционер произведений искусства, чья коллекция легла в основу музея Тиссена-Борнемиссы). Яркая, красивая, прекрасно образованная молодая женщина, наследница одной из богатейших европейских фамилий, звезда светских тусовок 80-х. По слухам, ее отца беспокоил излишне богемный образ жизни дочери, и он решил проконсультироваться с Далай-Лама, что делать с непутевой дочкой? И Далай-Лама посоветовал ему попытаться приобщить ее к коллекционерской деятельности. Отцу эта идея понравилась. Он выделил ей средства на создание фонда Art Foundation, который занимался выставочной деятельностью. И первый проект этого фонда как раз и был связан с восточными рукописями – с Эрмитажными коллекциями и коллекциями Института востоковедения. Вот она в составе всей своей большой команды и приехала в Ленинград. Казалась очень простой и демократичной. Поскольку я должна была делать каталог будущей выставки, мы с ней почти подружились. Она даже согласилась позировать мне в интерьерах Ново-Михайловского дворца, и я ей устроила фотосессию.
До сих пор храню эти фотографии.
Вам известно что-то про нее?
Франческа фон Тиссен-Борнемисса осуществила ряд успешных выставочных проектов, принимала участие в работе гуманитарных миссий, занимавшихся спасением памятников мировой культуры в зонах военных конфликтов. На одной из конференций по этой теме в Югославии познакомилась с наследником Австро-Венгерского престола – эрцгерцогом фон Габсбургом, вышла за него замуж, стала эрцгерцогиней, родила троих детей. После смерти отца продолжила работу в фонде и музее Тиссен-Борнемисса в Мадриде.
Светлана, чем Вы сейчас занимаетесь?
Так сложились обстоятельства, что в конце 2018 года я ушла из института Восточных Рукописей. Сейчас я участвую в проекте «Восточный Туркестан и Монголия» по изданию сборников архивных материалов.
Я несколько лет работала с очень интересной фотографической коллекцией конца XIX века. И на сегодняшний день моя самая главная мечта – сделать иллюстрированный каталог этой коллекции. То есть от активной, реальной фотографической съемки я перешла сейчас к истории фотографии: к работе с историческими источниками, с архивными материалами. Это тоже очень интересно.
Светлана, вспоминая те годы, какой съемкой Вы больше всего гордитесь?
Они все интересные. Это были какие-то случайные удачи и сейчас это уже история.
Беседовала Ирина Малёнкина.
Фото Светланы Шевельчинской.